1904

 Отплыл вчера вечером в десять. Сейчас прогудел рожок к завтраку. Я узнал его и был потрясен. В последний раз мы слышали этот звук вместе с Ливи[80]. Теперь он для нее не существует.

 

 Погода прекрасная, море тихое и необыкновенно синее.

 

 Я видел июнь шестьдесят восемь раз.

 Как бесцветны и тусклы они по сравнению с ослепляющей чернотой этого.

 

2 июля

 

 За эти тридцать четыре года мы много ездили вместе по свету, дорогая Ливи. И вот наше последнее путешествие.

 Ты там, внизу, одинокая; я наверху, с людьми, одинокий.

 

 Кэти Лири была при кончине Сюзи в 1896 году и теперь — при кончине Ливи.

 Она у нас служит двадцать три года.

 

29 июля

 

 Холодно. Мы затопили камин. Потом вспомнили, что в трубе поселились ласточки, и стали вытаскивать поленья, заливать их водой. Трагедия была предотвращена.

 

1 сентября

 

 В Гринвиче, штат Коннектикут, скончалась моя сестра Памела Моффат в возрасте семидесяти трех лет. Из них шестьдесят лет она болела. Смерти этого года: 14 января, 5 июня, 1 сентября.

 

13 октября

 

 Составил завещание.

 

 Единственное резко выраженное различие между средним цивилизованным человеком и дикарем в том, что первый предпочитает позолоту, второй — раскраску.

 Бог свиреп в Ветхом Завете и обаятелен в Новом — доктор Джекиль и мистер Хайд[81] священного романа.

 

 Давайте жить так, чтобы даже гробовщик оплакивал нашу кончину.

 

 В шкуре каждого человека таится раб.

 

 Ничто не поражает сильнее, чем чудо, — разве только наивность, с которой его принимают на веру.

 

 Только мертвые имеют свободу слова.

 Только мертвым позволено говорить правду.

 В Америке, как и повсюду, свобода слова — для мертвых.

 

 Нет ни единого права, которое не было бы продуктом насилия.

 Нет ни единого права, которое остается незыблемым; его всегда можно уничтожить посредством очередного насилия. Следовательно, человек не имеет ни одного ненарушимого права.

 

 Бог представляет насилие (он хитер, ненадежен, злобен).

 

 «Папаша сейчас в хлеву. Вы отличите его от свиней, он в шляпе».

 

 Во время чреватых кровавыми событиями серьезных общественных кризисов толпа мало заботится, на чьей стороне правда. Она заботится только о том, чтобы быть на стороне сильного. В Северных штатах, в годы перед войной, тех, кто выступал против рабовладения, подвергали остракизму, презирали, травили.

 Это делали «патриоты». Потом «патриоты» перешли мало-помалу на сторону тех, кто боролся с рабовладением, и только тогда это стало считаться патриотичным.

 Есть два рода патриотизма: монархический патриотизм и республиканский. В первом случае монарх и правительство спокойно подсовывают вам свое представление о патриотизме. Во втором — ни правительство, ни даже нация в целом не вправе указывать отдельному гражданину, что ему делать. Евангелие монархического патриотизма гласит: «Мой король всегда прав!» Мы рабски скопировали его, лишь слегка изменив формулу: «Моя страна! И в правом, и в неправом!»