ГЛАВА VI
КАРАВАН
Я совсем ослабел и мечтал только об одном - добраться поскорее до своей
постели и прилечь. Так я и сделал. Но разве в таком пекле человек может
прийти в себя? Том скомандовал поднять шар выше, и Джим взял курс в небо.
Нам пришлось подняться почти на целую милю вверх, прежде чем мы наткнулись
на подходящую погоду. Здесь, наверху, дул приятный свежий ветерок, было
совсем не жарко - в самый раз, и вскоре я почувствовал себя лучше. Том
Сойер сидел тихо и размышлял про себя. Вдруг он как вскочит:
- Я знаю, где мы! Держу пари на тысячу против одного, что мы попали в
пустыню Сахару! Это ясно как божий день.
Он так разволновался, что не мог усидеть на месте. Я, наоборот, был
совершенно спокоен.
- А где эта Сахара? В Англии или в Шотландии?
- Не тут и не там. Она в Африке.
У Джима сразу глаза на лоб полезли, и он с интересом стал смотреть вниз -
ведь отсюда произошли его предки. Ну а я так не мог этому поверить.
Понимаете, не мог. Получалось, что уж слишком далеко заехали.
Том был в восторге от своего открытия, как он выразился. Песок и львы ясно
доказывают, что мы попали в Великую пустыню. Он сказал, что еще до того,
как мы увидели землю, он мог догадаться об ее приближении, если б только
принял во внимание одну вещь. Мы спросили, что он имеет в виду, и он
сказал:
- Вот эти часы. Это хронометры. Про них написано во всех книгах о морских
путешествиях. Один хронометр идет по гринвичскому времени, а другой - по
времени Сент-Луиса, как мои часы. Когда мы выехали из Сент-Луиса, то на
моих часах и на этом хронометре было четыре часа дня, а гринвичский
хронометр показывал десять часов вечера. Известно, что в это время года
солнце заходит около семи часов. Вчера вечером, когда садилось солнце, я
заметил, что гринвичский хронометр показывает половину шестого, а по моим
часам и по второму хронометру было половина двенадцатого утра. Итак, в
Сент-Луисе солнце вставало и садилось по моим часам, а гринвичский
хронометр спешил на целых шесть часов. К тому времени мы уже улетели так
далеко на восток, что до захода солнца по гринвичскому времени оставалось
всего каких-нибудь полчаса, а мои часы уже отстали больше чем на четыре
часа с половиной. Это значит, что мы тогда приближались к долготе Ирландии
и очень скоро достигли бы ее, если б только держали правильный курс. Но в
том-то все дело, что курс у нас был неверный. Да, сэр, мы просто неслись в
воздухе по направлению на юго-восток, и, по-моему, мы теперь в Африке.
Взгляните на эту карту. Видите, что левый бок Африки вытянулся на запад?
Вспомните, с какой скоростью мы летим. Если б мы шли прямо на восток, мы
бы уж давно Европу пролетели. Теперь постарайтесь не прозевать полдень. В
полдень мы все встанем, и когда наша тень исчезнет, то на гринвичском
хронометре будет почти ровно двенадцать. Да, сэр, я уверен, что мы в
Африке, и это здорово!
Джим все это время глядел вниз в подзорную трубу. Он покачал головой и
проговорил:
- Масса Том, мне кажется, тут что-то не совсем так. Я до сих пор ни одного
негра не видел.
- Не важно, они в пустыне не живут. А что это там такое? Дай-ка мне трубу.
Он долго приглядывался и наконец сказал, что видит длинную черную ленту,
которая тянется по песку, но не может разобрать, что это такое.
- Ну вот, - говорю я, - теперь ты, может, и узнаешь, где находится наш
шар. Ведь это наверняка одна из тех линий, что нарисованы на карте. Те
самые, которые ты называешь меридианами. Стоит нам только спуститься вниз
и посмотреть, какой у нее номер, и...
- Ох, и болван же ты, Гек Финн! Ты что же думаешь - меридианы протянуты по
земле?
- Том Сойер, они нарисованы на карте - ты это отлично знаешь; вот они -
возьми сам и посмотри.
- Разумеется, они нарисованы на карте, но это ничего не значит. На земле
их нет.
- Том, ты это точно знаешь?
- Конечно, знаю.
- Стало быть, эта карта опять соврала. В жизни не видывал такого вруна,
как эта карта.
Тут Том рассвирепел, я рассердился, ну и Джим тоже приготовился высказать
свое мнение. Еще минута, и мы снова принялись бы спорить, но в этот самый
миг Том уронил подзорную трубу и как сумасшедший стал хлопать в ладоши и
вопить:
- Верблюды! Верблюды!
Я схватил подзорную трубу, Джим тоже, и мы стали глядеть. Однако я сразу
же разочаровался и сказал:
- Сам ты верблюд! Это же пауки!
- Пауки? В пустыне? Осел несчастный! Процессия пауков? Ты когда-нибудь
думаешь, что говоришь, Гек Финн? Да только, по-моему, тебе и думать-то
нечем. Разве ты не знаешь, что мы поднялись на целую милю вверх, а до этой
цепочки, что ползет там внизу, еще мили две или три? Пауки - как бы не
так! Пауки с корову величиной! Может, ты спустишься вниз, чтоб их подоить?
Но все равно, это верблюды. Это караван - вот что это такое, и не меньше
мили длиной.
- Ну, раз так, давай спустимся и поглядим. Не верю я в это, и не поверю,
покуда сам не увижу.
- Отлично, - говорит Том и тут же дает команду снижаться.
Спускаясь по косой вниз, к жаркой погоде, мы увидели, что это и в самом
деле верблюды. Они тянулись бесконечной цепочкой, и на каждом были
навьючены тюки. А еще мы увидели людей - несколько сот человек в длинных
белых балахонах. Головы у них были повязаны чем-то вроде шалей с кистями и
бахромой. У одних были длинные ружья, у других - ничего, некоторые ехали
верхом на верблюдах, другие шли пешком. А жарища-то - настоящее пекло! А
как медленно они тащились! И вдруг мы остановились в какой-нибудь сотне
ярдов над их головами!
Тут они все как завопят! Некоторые бросались ничком на землю, другие
начали палить в нас из ружей, остальные кинулись врассыпную, верблюды за
ними.
Когда мы увидели, что причиняем им одни неприятности, то сразу же
поднялись на милю вверх, к прохладе, и опять стали наблюдать. Целый час
ушел у них на то, чтобы собраться и снова составить свою процессию. Затем
они опять двинулись в путь, но в подзорную трубу нам было видно, что они
все время следят за нами - ну, а мы летим себе, поглядывая на них в свои
подзорные трубы. Вдруг мы увидели большой песчаный холм. За холмом как
будто копошились люди, а на верхушке вроде бы лежал человек. Он то и дело
поднимал голову, словно следил за чем-то - не то за нами, не то за
караваном, мы никак не могли разобрать. Когда караван подошел поближе,
человек быстро сполз на другую сторону холма и кинулся к остальным людям -
это и в самом деле были люди, и притом с лошадьми, - и мы увидели, как они
вскакивают на лошадей и несутся, словно на пожар. Одни были вооружены
копьями, другие - длинными ружьями, и все вопили благим матом.
Они посыпались на караван, и в один миг все смешалось и такая поднялась
пальба, какой вы в жизни не слыхивали. Сквозь густой пороховой дым едва
можно было разглядеть, как они там дерутся. В этой битве участвовало не
меньше шестисот человек. Прямо смотреть жутко! Потом все разбились на
отдельные кучки и сражались не на жизнь, а на смерть, носясь взад-вперед и
избивая друг друга как попало. И каждый раз, когда дым немного
рассеивался, было видно, что везде валяются убитые и раненые люди и
верблюды, а уцелевшие верблюды бегут во все стороны.
Наконец разбойники убедились, что каравана им не одолеть. Тогда их
предводитель протрубил сигнал, и все, кто еще оставался в живых, кинулись
прочь.
Разбойник, удиравший последним, схватил ребенка и положил его перед собой
на седло. За ним бросилась женщина; с криками и мольбами бежала она по
равнине вслед за разбойником. Но все было напрасно. Вскоре мы увидели, как
она рухнула в песок и закрыла лицо руками. Тогда Том схватился за штурвал
и кинулся догонять негодяев. Мы со свистом устремились вниз и выбили
разбойника из седла вместе с ребенком, причем злодею здорово досталось.
Ребенок был невредим. Он лежал, болтая в воздухе ручонками и ножонками, в
точности как жук, который упал на спину и не может перевернуться.
Разбойник, шатаясь, пошел ловить свою лошадь. Он не знал, чем его ударило,
потому что мы уже поднялись на три-четыре сотни ярдов вверх.
Мы ждали, что теперь женщина пойдет и возьмет своего ребенка, но она не
пошла. В подзорную трубу было видно, что она все еще сидит на месте,
опустив голову на колени. Она, конечно, ничего не видела и думала, что
разбойник так и увез ребенка. Находилась она почти в полумиле от своих.
Поэтому мы подумали, что успеем спуститься, взять ребенка и доставить его
к ней прежде, чем люди из каравана смогут до нас добраться. Рассудив, что
у них и без нас достаточно хлопот с ранеными, мы решили, что стоит
рискнуть. Сказано - сделано. Мы спустились пониже, остановились, Джим слез
по лестнице и подобрал ребенка. Славный толстый малыш был в прекрасном
настроении, хотя только что участвовал в битве и свалился с лошади. Затем
мы отправились к матери и остановились невдалеке. Джим сошел на землю,
подкрался к ней, и, когда он был совсем рядом, ребенок загукал, как обычно
делают малыши. Услыхав его голос, мать быстро обернулась и закричала от
радости. Она бросилась к ребенку, схватила его, обняла, затем опустила на
землю и стала обнимать Джима, потом сорвала с себя золотую цепь, повесила
ее Джиму на шею, снова кинулась его обнимать, потом подняла ребенка и
прижала его к груди. Все это время она всхлипывала и издавала радостные
крики. Джим подошел к лестнице, вскарабкался наверх, и в тот же миг мы
снова взмыли в небо. Женщина, закинув голову, глядела вверх, а ребенок
охватил ей шею руками... Так она и стояла, пока мы не скрылись из виду.
